Известно, что наше начальство плохо угадывает последствия своих мероприятий и пропагандистских спектаклей. Но в сентябре и октябре его неумение что-либо предвидеть поднялось на новую высоту. Чуть ли не каждую неделю режим спотыкается о какие-то собственные заготовки. Вот только пять примеров, хотя можно назвать и гораздо больше.
1. Впали в растерянность по случаю второй волны ковида.
Летом эпидемия была триумфально побеждена. По крайней мере — в отчетах. Восхваление лихости, с которой вождь и его помощники справились с бедой, стало важной частью госпропаганды. В других странах к осеннему всплеску ковида тоже не готовились. Но особенности нашей системы несколько недель мешали даже просто его признать. Ведь неосведомленность и нераспорядительность руководящих лиц в России официальному обсуждению не подлежат.
На Западе в сентябре–октябре были приняты более или менее внятные программы действий. А у нас, особенно в провинции, вообще непонятно, кем и что делается. Макрон, Джонсон и другие иностранные правители выступают с обращениями к своим нациям. Очков им это не прибавляет, но такая уж у них работа. А Путин молчит. Он ведь давно покончил с ковидом. Не объяснять же теперь народу, что ошибся.
При этом казенная пропаганда лишь еще больше сбивает людей с толку. Стоит посмотреть на названия распространяемых госагентствами сообщений: «Вирусолог предсказал…», «Эпидемиолог разъяснил…», «Академик опроверг…» У государственных агитаторов все та же обойма псевдоэкспертов, что и в начале эпидемии. За восемь ковидных месяцев большинство этих «вирусологов» не обзавелись даже авторитетными именами, которые имеет смысл выносить в заголовки. Их личный вклад в борьбу с эпидемией неизвестен, и даже элементарное знакомство с предметом под большим вопросом. А те многочисленные медики, которые заняты делом и действительно могут что-то объяснить, у властей не в чести. Их не рекламируют. И не зря.
Октябрьский опрос восьмисот врачей показал, что 76% работающих в провинции медиков считают нашу систему здравоохранения не готовой к новому всплеску ковида, а 85% из них полагают, что госстатистика заболеваемости занижена и «реальных заболевших гораздо больше». Ответы столичных врачей на эти же вопросы чуть менее пессимистичны, но тоже удручают. Страна въехала во вторую волну эпидемии без руля и без ветрил.
2. Объявили о бурном взлете экономики и сейчас не знают, как взять слова назад.
Все лето кричали, что материальные лишения позади, а в конце сентября Путин одобрил фантастический правительственный план, живописующий уверенный и радостный хозяйственный подъем в этом и в следующем году.
Но именно в сентябре расцвет и закончился. Из свежего и, конечно же, приукрашенного отчета Росстата узнаем, что сентябрьский индекс промышленного производства (с исключением сезонности) составил 99,8% от августовского, оставаясь при этом на 5% ниже, чем в сентябре 2019-го, и на 6% ниже, чем в предкризисном марте 2020-го.
Это не просто игра в цифры. Застой, а возможно и новый раунд спада, требует других действий во всех сферах — от выделения средств на соцпомощь до подхода к лоббистским заявкам. Но бравурные планы еще не отменены и мешают трезво взглянуть на ситуацию. Начальство потратило несколько месяцев на их выдумывание, и теперь ему психологически трудно о них забыть.
3. Отношение к армяно-азербайджанской войне подчинили соперничеству с Турцией.
Беседуя недавно по телефону с Эрдоганом, Путин жаловался ему на «участие в военных действиях боевиков из ближневосточного региона». Судя по тому, что ответ турецкого правителя Кремль пересказывать не стал, он не был дружелюбным.
Почти тридцать постсоветских лет Москва являлась главным арбитром в конфликте Азербайджана и Армении. И за это время не предложила сторонам никакого решения, считая, вероятно, что нескончаемая война удобнее для манипулирования ими, чем мир.
Ясно, что такое не могло продолжаться бесконечно. И этой осенью Кремлю пришлось с удивлением обнаружить, что важнейшими участниками борьбы стали турки и без них там уже ничего не решить. Это плохо для Еревана, но унизительно и для Москвы. Однако расклад сил теперь таков, что пришлось сделать хорошую мину и, вздыхая, высказать «надежду, что Турция, как член Минской группы ОБСЕ, внесет конструктивный вклад в деэскалацию конфликта».
4. Из-за привязанности к Лукашенко делают одну нелепость за другой.
В отличие от армяно-азербайджанского спора, нейтралитет Москвы во внутренней белорусской борьбе был бы решением вполне здравым даже и с державной точки зрения.
Практически при любом новом режиме Белоруссия не будет заинтересована рвать с Россией — слишком велика материальная зависимость. Да и геополитическая ситуация не располагает далеко уходить.
Страх потерять такого ценного союзника, как записной обманщик Лукашенко, совершенно иррационален. Даже в качестве нежелательного примера Белоруссия опаснее для путинской системы именно в нынешнем своем виде — с обезумевшими охранителями и ежедневными уличными расправами. Но воспоминания о четвертьвековой ритуальной дружбе все не отпускают Москву.
5. В споре с европейцами из-за отравления Навального потеряли гопническое лицо и съехали на униженный тон.
Скандал вокруг Навального пытались отработать по старым шаблонам. Пустили в ход точно те же приемы, что и в прошлых подобных случаях — шумливую отрицаловку и гогот телевизионных и дипломатических гопников. Привыкли, что Запад в таких случаях начинает смущаться и суетиться, даже если решается на какие-то санкции.
Однако на этот раз все пошло не так. Санкции-то как раз приняты символические. Но стилистика перепалки с европейцами — а наши вожди именно этому всегда придают исключительное значение — оказалась не такой, как до сих пор. Эти лобовые, лишенные витиеватости обвинения, этот неуклончивый грубоватый тон, эти издевательские утечки в Le Mond…
Найти верную интонацию для ответа не сумел даже Лавров: «Те люди, которые отвечают за внешнюю политику на Западе и не понимают необходимости взаимоуважительного разговора, наверное, мы должны просто на какое-то время перестать с ними общаться, тем более что [председатель Еврокомиссии] Урсула фон дер Ляйен заявляет, что с нынешней российской властью геополитического партнерства не получается… Россия хочет понять, можно ли иметь какой-то бизнес с ЕС».
Уже не знаю, что главный дипломат вкладывает в слова «иметь бизнес с ЕС», но звучит все это жалобно и несолидно, будто слушаешь коммерсанта, изливающего обиду на то, что у него отказались брать товар. Кремлевское умение оставлять последнее слово за собой дало осечку.
Что-то слишком уж часто начальство этой осенью попадает в собственные старые капканы. Даже удивительно.
Комментариев нет:
Отправить комментарий